Меню |
Главная » Проза |
Притих я у плетня, затаился. Надо мной осокорь ветки свои раскинул, ук-рыл от посторонних глаз. Он, как и я, засмотрелся на эту дивную картину игры в кошки-мышки. Мне так хотелось выбежать из своего укрытия, напугать её и, как когда-то, коснуться губами её щёк. Соблазн был велик, но я устоял, боясь спугнуть это прекрасное видение. “Не буду мешать, — решил я, — подожду её около дома”, — и потихонь-ку оставил свой пост. Около дома я не остановился. Решил присесть у калитки бабки Борисихи. Сижу, причину придумываю, почему я здесь оказался. Скажу — шёл, шёл да и устал. Вот и всё. Ничего лучшего не придумал. Появилась прачка моя вскорости. Вышла из переулка с большой корзиной, наполненной доверху тряпками. Поспешил ей на помощь. — Привет, — говорю, а сам корзину к себе тяну. — О, какая тяжёлая. Как же ты её на берег-то затащила? Смеётся Вера. — Весь день тебя ждала. Думала придёшь, поможешь, а ты, как молодой месяц, только что явился — не запылился… Куда направился? — К тебе шёл, вот. — Откуда? — С проводин. — Кого и куда провожал? — Сам себя провожал, а потом к тебе сбежал, — в рифму протараторил я. — А твой след давно простыл, потому что я постыл! — Дурак ты… — и губки надула. — Я его серьёзно спрашиваю, а он пояс-ничает. И рассказал я ей всю эту одиссею — от начала до конца. — И что же дальше? — А дальше так: и неохота уезжать, а надо, иначе опоздаю в техникум. Пятнадцатого числа обязательно поеду. — На чём? На своих двоих? И поделился я своми планами: до МТС пешком дойду. А от МТС до Здвинска на какой-нибудь попутке пристроюсь. Вот от Здвинска до Барабинска посложнее будет, там “голосовать” придётся. — Ну, да мир не без добрых людей, авось доберусь как-нибудь… Пришла мать Верина. Мы бельё развесили, присели на лавочку и разгово-рились. Если раньше я не стеснялся тёти Дуси, то последнее время почему-то стесняться стал. Посмотрит она на меня, а у меня душа в пятки уходит. А если зятьком назовёт, так я, как красна девица, покраснею до корней волос. Верно, зятюшкой своим она величать меня уже перестала и на нашу дружбу смотрит как-то подозрительно. А что тут подозрительного? Она хорошо сама знает, что я люблю Верочку, а Вера — меня. Мы не раз с ней об этом беседовали. Верно, всё было, вроде шутя, — и “зятюшка”, и “тёщенька”, и “невестушка”. Но шутки шутками, а всё ж, как говорится — в каждой шутке есть доля правды. — Всё это детство, баловство. Вырастите — настоящая любовь нагрянет, свалится, как снег на голову, — уверенно сказала она на этот раз и переменила разговор. — Когда в путь-дорожку? — Через неделю. — А именно? Уж ты попрощаться приходи. Может и не свидимся больше. Иркутск — он не за мостом стоит, а за тридевять земель. Каторжный край!.. — Ничего! И там люди живут! — Живут-то живут. Но ведь живёт и кошка, живёт и собака. Одна в тепле и холе, другая на морозе и в неволе. — Тёть Дусь! Да вы же стихами заговорили! Вер! Послушай, складно как! — и я повторил вслух. — Да ну вас к шутам! — и она заторопилась в избу. Последняя неделя перед отъездом была суматошной. Я побывал в школе, посидел напоследок за родной партой, простился с моими Пушкиным и Мак-симом Горьким. У Тихона Дмитриевича я и до этого был много раз. Они с Гликерией Ки-рилловной жили в школьной ограде, в бывшем поповском доме. Посидели, по-говорили, Гликерия Кирилловна на стол собрала. У них, впервые в жизни, я от-ведал котлет. Мы, деревенщина, даже имея мяса вдоволь, знаем одно: отрубил кус — и в кастрюлю, щи или суп варить. Верно, зимой, почти в каждом доме, в благополучный год, пельмени готовили. Но это, обычно, под Новый год или в рождественские праздники. А котлеты можно готовить круглый год, было бы мясо. Я ел и нахваливал. Мои первые, любимые учителя потчевали меня, как сына родного, подо-двигали к чаю варенье в красивой вазочке, халвой угощали. И варенье, и халву я тоже ел впервые. Нет, соврал, — халвой меня угощал как-то Алёшка Зарубин. Ихний зять работал завмагом в Ягодном и привозил однажды. Но тогда Алёшка дал мне маленький кусочек попробовать — какая вкуснота, эта халва! А варенье мама не варила, хотя ягод у нас всегда было навалом. На варенье надо сахар, а сахар и к чаю был не всегда. В магазине он всегда был — и куско-вой, и песок, и головками, как пушечный снаряд. Но в магазине даром ничего не давали, за всё надо денежки платить. А откуда их взять. Поэтому на зиму мама лепёшки из смородины и малины делала. Сварит, бывало, ягоду, потолчёт её малость, отжамкает в руках и, вроде, лепёшки на противень положит. Заполнит такими лепёшками противень и в печь скорее, пока они не расплылись. Сунет в печь, заслонкой закроет её и оставляет их на пару часов. Лепёшки эти в таком случае не то, чтобы жареными становились, а просто подсыхали, затвердевали. Когда хорошая погода на дворе стояла, она выносила их на солнышко, разложит на клеёнке или тряпке чистой и они лежат, вялятся, силы набирают. Зимой мама эти лепёшки к чаю приносила, но только по праздникам или когда приходил кто-нибудь в гости. Кинешь кусочек в чашку с чаем и запах смородиновый разнесётся по избе, будто лето наступило и ты с куста смороди-нового ягоды обираешь. Вкуснота! Тихон Дмитриевич на прощанье руку пожал, по плечу похлопал, пожелал счастья и не болел чтобы. А Гликерия Кирилловна, так та прослезилась даже, обняла и поцеловала. Я уже был далеко от их дома. Оглянулся. Вижу — они всё ещё стоят у ка-литки. Увидели, что я оглянулся, руками помахали. На следующий день я побывал у Василия Николаевича Белобородова. Он показал мне свои рисунки и пейзажи, сделанные масляными красками. Рисунки мне очень понравились — я узнавал уголки нашей деревни. Особенно красиво нарисовал Василий Николаевич Касьянову мельницу и старую школу, где я учился во втором-первом классе. Он будто угадал моё желание, спросил: “Нра-вятся?“ Я ответил, что — да. И он подарил мне “Мельницу”. Работы, сделанные маслом мне тоже понравились, но не очень. Слишком много краски было наля-пано. Лишь позже я оценил их по достоинству. Побывал я у всех учителей, кто никуда не уехал, а находился в деревне. Вот только у Коваленя не был. Честно говоря, я его побаивался, да и учился по его предметам так себе — неважно. Но на ловца и зверь бежит. Иду это я, гляжу, а у почты Ковалень стоит, деньги считает. Увидел меня, пальчиком поманил. Я подошёл, поздоровался. Он и говорит: — Сердит я на тебя, парень. Хороший ты мужик, а вот зачем про меня час-тушку сочинил? Девки да хулиганьё по ночам горланят, кости мои перемыва-ют. А? Зачем? Что я, на ихние деньги пью? Нет, на свои, на кровные. Вот они! — и показал целую пачку, бумажкой перехваченную. — Вот, только что полу-чил из Москвы, из “Учительской газеты” гонорар за свои статьи. Я думал он пьян, но тот был трезв. Когда пьян — он злой бывает, говорит громко, почти кричит. А сейчас спокойно так рассуждает, обиду не скрывает. — Нет, — говорю, — я про вас ничего не писал. Вот — клянусь! — Я знал, что эту частушку написал Васька-пупок и знал по чьему наущению, но не стал ябедничать и повторил: — Верьте мне, я говорю чистую правду. Тот пожал плечами и протянул руку. Мне стало жалко своего Коваленя. Можно было бы уйти ничего не сказав, но я не ушёл: — Ведь я уезжаю послезавтра в Иркутск. Так что, до свидания! Неизвест-но, как всё сложится, жалко уезжать, но надо. — До свидания, Денис! Не поминай лихом! Уже с крыльца сельмага он помахал рукой и крикнул: — Если что, — пиши! Назавтра я покидал родное село. Что ждёт меня в далёком Иркутске? Не делаю ли я ошибки? Может лучше согласиться с Чеглаком и пойти в счетово-ды? Здесь всё своё, родное, тут могилы и деда, и бабушки, и отца с матерью. Куда еду? Зачем? Санька появился под вечер один, без Акулины. Потом пришла няня Маня. Она не приехала, а именно пришла пешком со своей Высокой Гривы. — Вся душа изболелась, ночи не сплю, думаю, как ты тут? Не заболел ли? — с порога запричитала она. — Родненький ты мой, сиротинушка, головушка бесталанная. — Не плачь, няня! — храбрился я, — всё будет хорошо. Я же не малень-кий! Не куда-нибудь, а к братке еду, не реви! Мне и так тошно. — Вот, приехал, проводить чтоб. Брат, всё ж. Заходил к почтарю, что в район ездит, обещал тебя взять. Вот не послушал брата в тот раз, давно бы в Иркутске был, до станции бы без канители доехал. А то — мучение одно. Как доберёшься? — это братка говорит. — Доберусь. — Ишо я в пожарку заходил, к Спиридону. Он велел к нему ночевать чтоб приходил. Почтарь чуть свет отъезжает — не проспать бы. — Не просплю. — Там бутылка в сундуке стояла, не выпил её тут с дружками? — усмеха-ясь проговорил он. — Нет. Не видал я добра такого! От сивухи этой за версту воняет, как от пропастины, а вы пьёте! — Вырастешь, и ты будешь пить. Зелёный ишшо. Пришли дядя Василий и тётка Таня. Опять застолье устроили. Я спросил, дома ли Зойка? И узнав, что она дома, вылез из-за стола. — Мне с Зойкой поговорить надо. Важно очень. А то уеду и забуду ска-зать.… Если задержусь, — не беспокойтесь. Но задержался я до утра. Не стану описывать, как провёл я эту прощаль-ную ночь. А провёл я её у Верочки. Тётя Дуся с Верой устроили для меня свои проводины. Хозяйка напекла блинов, поставила на стол. Пахучие, рыхлые, мас-ляные, да не конопляным маслом, а настоящим, сливочным. Но больше всего меня удивил пирог. Огромный, во всю сковороду. Высокий, поджаристый, по-резанный на куски. Такой пирог иногда пекла мама и называли мы его курни-ком, от слова курица. Курник мог быть не только из курицы, но и рыбный или капустный. А этот курник, — боже мой! — был морковный. На столе дымился самовар, новый, не золотой, как у нас, а серебряный и без медалей. Наш самовар был ещё дореволюционный, привезён из Тамбова, а этот уже советский, но всё равно, Тульского завода. Тётя Дуся разлила чай, достала из шкафчика какую-то чёрную, похожую на снаряд, бутылку. Принесла три рюмки на высоких ножках и все их наполни ла зеленоватой, искристой жидкостью. — Не бойтесь, это виноградное вино, называется оно шампанское. И вы-пьем мы сейчас за твой отъезд, Денис. Счастливого тебе пути! Она сначала почокалась со мной, потом с Верой, что сидела против меня, и выпила до дна. Верочка тоже выпила и даже не поморщилась, а только хмык-нула и, вместо курника, потянулась за конфетами. — Пей, Деня, оно не крепкое, а сладкое. И я выпил. В этот вечер мы почти не подтрунивали друг над другом. Все были серь-ёзными, ни разу не было произнесено шутливое “зятюшка”. Да и смеялись ма-ло, потому что плакать хотелось. — Ну вот, дети мои, и кончилось ваше детство. Начинается новая жизнь, суровая, подчас горькая до слёз! — снова поднялась тётя Дуся, наливая по вто-рой рюмке. — Завтра ты уезжаешь, мы тоже ждём вызова из педтехникума. Значит, скоро и она уйдёт в большую жизнь. Помните: где бы вы ни были, что-бы с вами не случилось, как бы ни было трудно, будьте людьми! Пословица не зря гласит: береги платье снову, а честь — смолоду! Платье, в случае чего, можно и купить, а вот честь — не продаётся во все времена. Хозяйка убрала бутылку в шкафчик, допила свой чай и направилась к две-ри, ведущей в горницу. — Не буду вам мешать. Будьте умницами! — и ушла в горницу, задёрнув за собой занавеску. Так, сидя за столом, уставленном яствами, мы просидели с Верой до третьих петухов. Всё говорили, говорили и говорили. Вспоминали, перебирая день за днём, всю нашу, ещё такую короткую, жизнь. В жизни этой и у меня, и у Веры было много счастливых минут, но горького было больше. Самое горь-кое — это смерть её отца и моих стариков, а наша детская любовь, чистая, не-порочная, дарила нам радость и силы. Мы прощались с детством, прощались друг с другом. Плакали, не стесняясь ни самих себя, ни тёти Дуси. Мы при ней давали клятву: любить друг друга, чтобы ни случилось. Они проводили меня за калитку. Когда я был уже далеко, Вера догнала ме-ня, обняла и поцеловала. А на платочке, что она мне подарила, было вышито: “Люблю сердечно, помню вечно. Вера” Мои домашние тоже не спали. За ночь они осушили две бутылки самогона, и ещё бы выпили да запасы выдохлись. Меня они не ругали, понимали всё, ведь и сами были молодыми. К тому же Зойка прибегала за ключом от амбара и ска-зала, что я пошёл к Вере. Много лет спустя, вспоминая детство, я написал стихотворение о том, как я уходил из родного села. Верно, не всё там было так, как в стихотворении, кое-что из-за рифмы пришлось присочинить. Вот оно: *** Ни узла, Ни чемодана, В путь я вышел на легке: Лишь махорки полкармана, Да пальтишко на руке. Прилепилася кепчонка На макушке — Блином — блин. Носом шмыгает девчонка, — Потому, как не один. Увязалась недотрога, Полюбившая меня… Меж хлебов бежит дорога, Неизвестностью маня. На глазах девичьих слёзы, И лицом белым-бела… Взявшись за руки, берёзы, — Не пускают Из села!.. Уже в первой строфе — неточность: были у меня и узел, и чемодан. Не то, чтоб узел, а узелок и чемоданчик, — тоже небольшой. И кепчонка прилепилась — тоже верно: мне её подарил Алёшка Зарубин. И девчонка-недотрога, и слёзы её, и дорога пылила неизвестностью — всё правда. И берёзы стояли притихшие, задумчивые и руки тянули ко мне, не пуская из села. А вот пальтишки на руке не было, а значит и махорки полкармана — тоже выдумка. Да если б и был карман, то он был бы скорее с чем-нибудь другим, а не с табаком. Я в те годы ещё не курил, даже не баловался. Так вот, как мечталось мне — из этого ничего не вышло. Почтарь, когда я пришёл к нему ни свет, ни заря, сказал, что он в этот день за почтой не поедет: кобыла обезножела. Ветеринар не велел её трогать, лежала с перебинтованны-ми ногами в стайке. А другой коняги у него нет. — Сёдни пойду в сельсовет, председатель велел притти, обещал помочь. Так это когда будет? Ноне день пропал, ужо завтра поедем. — Не-а-а! Мне завтра нельзя. Опаздываю, скоро занятия начнутся в техни-куме. — Тады, как хошь. Ноне не поеду. Братка Санька с няней стоят. Ванька-Михей со своей неразлучной шести-стрункой тоже тут. Стоим, переговариваемся, не знаем, что делать и как быть. Ванька-Михей высказал такую мысль: надо пойти к Наталье Дмитриевне, она сейчас за директора, и попросить школьную лошадь. “Что, разве она откажет? Ведь, ты у неё в любимчиках ходил. Давай, пойдём!” Я не согласился. В школе и так много у каждого работы — ещё ремонт идёт. К тому же, неудобно, я ведь с Натальей Дмитриевной уже простился. Всё честь по чести. А сам поглядываю: не идёт ли Вера? Как только она подойдёт, не буду время терять, — пешком пойду. Верочка проводит меня за околицу, а там, глядишь, и какая-нибудь таратайка подвернётся. Верочка прибежала запыхавшись. — Ой, как хорошо, что не опоздала! Думала вы уже уехали! — затаратори-ла она. — Паром, проклятый, подвёл. Уж я ждала-ждала, что кто-нибудь с этой стороны переправляться будет, а от вас ни единого человека, — оправдывалась она. — Ой, я и поздороваться позабыла. Поздоровались. Стоим, молчим. Вера узелок какой-то держит в одной ру-ке, а другой охорашивается: платье на груди поправила, косы за спину закину-ла. — Дядя Сань, а почему бы нам не пойти пешком? Пойдём потихоньку, глядишь и догонит кто-нибудь на тройке? — Это моя спутница к братке обра-щается. — А то будем тут стоять, ждать. Лучше за деревней подождём. Дорога в Здвинск одна, кто-нибудь да поедет, не минует нас, — и, не дожидаясь согла-сия, Вера шагнула вперёд. — А ведь это мысль, — поддержал её Ванька-Михей. — Идёмте!.. Ждать да догонять — распоследнее дело. Братка с няней пожали плечами: идти или не идти? И проводить бы надо братишку, и переть в такую даль не хочется. — Ладно, пойдёмте. — А я уж не пойду, браток. Ноженьки мои тоже, видно, отходили, как у почтарёвой кобылы. Ноют, к дождю, наверно, мочи нету — сказала няня Ма-рия. А Санька тоже мнётся. — И ты, братка, дальше не ходи. Идите по домам. А мы пойдём потихонь-ку… Обнялись, поцеловались, пожали руки друг другу на прощанье и мы двинулись в путь-дорогу. Ванька-Михей скоро тоже остановился. У него, види-те ли, лапти жать стали. То никогда не жали, а тут, вдруг, зажали. — Ладно, идите с богом! Не буду вам мешать, — и ударил по струнам… Эх, Ванька, Ванька! Забубённая головушка! И всё-то ему хаханьки, и всё-то ему нипочём! Не ел, наверно, сегодня, но и на пустое брюхо в пляс пустился посреди пыльной дороги! И никогда-то он не унывает, и всем-то он и друг и брат. Безотказный парень! А мы с Верой, оставшись наедине, затужили: до Здвинска двадцать две версты да от него до железной дороги сто с гаком. Шли мы потихоньку, шли, взявшись за руки и оглядываясь то и дело, — не догоняет ли кто? Нет ни души на дороге, только вороны летают да тушканчики из нор выглядывают кое-где. У поскотины остановились: значит две версты осилили. Я предложил Вере домой возвращаться — она заплакала почему-то. Сели на бугорок, на ещё зелё-ную травку. Хорошо-то как! Боже мой! Тысячу раз я проходил и проезжал здесь и не замечал этой красоты. Сразу за поскотиной поля раскинулись — пшеница созревает и нет ей ни конца, ни края. Тишина. Жаворонки в небе по-ют, не умолкая. Вдалеке Чулым поблескивает, а берёзовые колки желтеть нача-ли. То тут, то там красным пламенем горят осинки, трепещут своими листочка-ми, хотя и ветра нету. И над всем этим простором — синь безбрежная. Лишь далеко-далеко, на горизонте, одно единственное облачко белело, будто плыло-плыло над землёй и зацепилось за макушки берёз. Мы же с Верочкой сидели рядом, прижавшись друг к другу, и совсем за-были о том, почему мы здесь. Тихо беседовали, обещали чаще писать письма, и целовались, целовались, будто хотели нацеловаться на веки вечные. Вдруг, видим, вроде едет кто-то по дороге. Повозка еле видна была. Но вот она стала заметнее, увеличивалась, по мере приближения, в размерах и, нако-нец, оказалась рядом. В пролётке ехал Иван Иванович Гоц, — председатель колхоза с Хохловки. Увидев мой чемодан, сразу понял - что я за гусь, и поторопил: — Сидай, сынку! Подкину малость, — и к Вере: — А ты чого? Ай, не едешь? Ну, тады челомкайтесь,— и отвернулся, глядя в небо. Мы почеломкались. Батько Иван тронул своего меринка, и бричка швидко покатила вперёд. А Верочка осталась на дороге. Она махала и махала рукой. Но вот дорога свернула в березняк и её не стало видно. Иван Иванович довёз меня до Здвинска. А в Здвинске мне опять повезло: попалась машина, привозившая какой-то товар в потребкооперацию. Шофёр за пятёрку доставил меня до самого вокзала, на фасаде которого красовалась вы-веска: “Ст. Барабинск”. 1998 год | |||
Просмотров: 18449 | Комментарии: 60 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 26 | 1 2 3 » | ||||||||||
| |||||||||||
1-10 11-20 21-26 | |||||||||||
Содержание раздела |
---|
Форма входа |
---|
Категории раздела | |||
---|---|---|---|
|
Последние коммент. |
---|
Открытая вакансия для тех кто ищет работу без опыта ! Девочки и мальчики От 16 до 60 лет. Здравствуйте! Увеличиваю поток клиентов с онлайн карт! Накрутка рейтинга на Авито/Янде Платите за SEO-продвижение давно, но результатов все нет? Я помогу вывести любые запросы Вашего сайт Hello dear friend, I would like to offer placement of your link (or links) on different platforms of I value the information on website. Thnx! Check out also my web page. https://www.mist Меня зовут Владислав, и я представляю команду Web Hero. Мы обнаружили несколько технических недочето Понимание текущих событий в судостроительной отрасли России имеет огромное значение для профессионал gout home remedies <a href=""> https://forums.dieviete.lv/profils/127605/forum/ < Светодиодные светильники от производителя! Экономия от 30% при гарантии 5лет! с 2012 г Перехватим клиентов с сайтов конкурентов из их CRM, мобильных приложений или с номеров компании на к |
Наш опрос |
---|
Погода |
---|
Прогноз от Фобос |
Друзья сайта |
---|
На сайте: |
---|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
Обмен ссылками |
---|